Бобров Олег
Филипп Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (Парацельс) против аптекарско-врачебной мафии
«Помните, что Бог отметил нас, наделив пороками и болезнями, дабы показать нам, что мы не имеем ничего, чем гордиться, что наше всеобъемлющее понимание на самом деле ничего не стоит, что мы далеки от познания абсолютной истины и что знания наши и силы в действительности очень малы».
(Парацельс)
Медицинским символом эпохи Возрождения по праву может быть назван Филипп Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм. Одни считали его пьяницей и буяном; другие – женоненавистником; третьи боялись его ясного ума и острого языка и гнали, обвиняя в ереси; четвёртые молились на него, поклоняясь как магу и чудотворцу… Лишь в одном все были единодушны – он был одним из тех, кого называют «людьми-Титанами», творцами новой эпохи и новой культуры, великим и сложным для понимания современников.
Он родился 10 ноября 1493 года, в «двух часах ходьбы от Цюриха» в швейцарском городке Айнзидельн (нем. Einsiedeln) в маленьком домике около Моста Дьявола, когда солнце стояло в знаке Скорпиона, что по астрологическим канонам предопределяло его судьбу. По гороскопу он должен был стать или врачом или алхимиком. Поэтому и был наречён именем ученика самого Аристотеля – врача Теофраста.
Прозвище Ауреол, что означает «золотой», и имя, вошедшее в историю, – Парацельс, то есть равный Цельсу, он позже придумал сам.
В итоге он стал и врачом и алхимиком.
Судьба, с самого рождения, не была благосклонна к нему. Даже его мать пришла в ужас, впервые увидев своего отпрыска – он был горбат, с огромной головой и крохотным тельцем.
Детство Тео соответствовало суровым нравам того времени –
«Я не тот человек, который говорит людям только то, что им по вкусу. В детстве меня не поили мёдом, не кормили финиками и мягким пшеничным хлебом. Я пил молоко и ел сыр и хлеб из грубой муки. Я грубый человек, рождённый в грубой стране, я вырос в сосновых лесах и, возможно, получил в наследство их иголки».
Но если бы только иголки… Даже внешность не раз подталкивала его к гибели…
Однажды утром шестилетний Тео, как обычно, отправился пасти гусей. Но вскоре, бледный как мел мальчик шатающейся походкой вошёл в комнату и тотчас рухнул на пол. Одежда его была забрызгана кровью. Родители в ужасе увидели, что мальчик оскоплён. Оказалось, что его изувечил проходивший мимо пьяный дезертир – «Такому уроду, как ты, это ни к чему!».
Когда юноше исполнилось 16 лет, его отец врач-Вильгельм вынужден был признать, что ничему более не может научить сына, и Теофраст в 1509 году отправился в дорогу – «Да не принадлежит никому тот, кто может принадлежать самому себе».
Поражает география странствий. Это и Университет Феррары, где он стал доктором медицины, и лаборатории серебряных копей знаменитого Зигмунда Фуггера в Тироле. Из Тироля он отправился по университетам Германии. Затем перекочёвывает во Францию, чтобы посетить знаменитые медицинские школы Парижа и Монпелье. Из Франции он направился на Пиренейский полуостров – в Испанию, из Испании в Англию, а затем в Нидерланды, нигде подолгу не задерживаясь. Его собственным рекордом были два года, проведённые на одном месте – в городе Базеле, где он преподавал медицину в местном университете и одновременно занимал должность городского врача.
Теофраст участвовал и в итальянских войнах в качестве полевого врача. Но увиденное сделало из него убеждённого пацифиста – в 1519 году он дезертирует. Денег за свою службу он, разумеется, не получил, но ведь глоток свободы дорогого стоит! Правда, в 1520 году Теофраст вынужден был присоединиться к армии датского короля Кристиана II, воевавшего против Швеции. Вместе с его войском он проделал путь от столицы Дании до Стокгольма, куда торжественно вступил вместе с победителями. Затем он продолжил свой путь через север Германии в Литву, потом Польшу, побывал в Валахии и Далмации, Италии.
Если верить всем легендам, то Парацельс побывал и на Востоке. Он якобы был пленён татарами и доставлен к хану, который даровал мудрому пленнику жизнь. Более того, хан доверил Теофрасту сопровождать в Стамбул своего сына. Здесь восточные адепты тайных наук открыли ему своё учение. Поговаривали, что в Турции в 1521 году он получил-таки философский камень под руководством некоего Соломона Трисмозина. Говорили, что в течение пяти лет он даже кочевал с цыганами, желая узнать тайны их лекарственных растений.
«Я скитался в поисках моего искусства, нередко подвергая опасности свою жизнь. Я не стыдился даже у бродяг, палачей и цирюльников учиться всему, что считал полезным. Известно, что влюблённый может пройти долгий путь, чтобы встретить обожаемую им женщину, – насколько же сильнее та тяга любящего мудрость, что заставляет его скитаться в поисках своей божественной возлюбленной!» – писал он.
Как бы то ни было, но за годы странствий он свято уверовал в то, что –
«…истинного врача делают не книги и не душные лектории, а лишь практический опыт».
Он первым заявил открыто, что догмы Галена, Гиппократа и Авиценны безнадёжно устарели. И уж совсем крамольно прозвучали его обвинения коллегам –
«Врачи не знают иных средств для лечения болезней, кроме кровопускания и клистира, которыми они мучают своих пациентов. Врачебное искусство превратилось в бессмысленное жонглирование латинскими словами… Эти невежественные лекари суть слуги ада, посланные дьяволом издеваться над больными».
Эти слова не могли сойти ему с рук. К тому же в пылу дискуссий Теофраст не стеснялся в выражениях и обзывал оппонентов «лупоглазыми баранами», «ослами» и «дубами пробковыми», вызывая в них ярость. Понятно, что нигде он долго задержаться не мог –
«…меня изгнали из Литвы, затем из Пруссии и, наконец, из Польши. Я не пробудил симпатии к себе в Нидерландах, не пришёлся ко двору в университетах, я не нравился никому, кроме своих больных».
Наконец, в 1524 году, после десяти лет странствий, Парацельс вернулся в Германию без гроша за душой. Но в Зальцбурге он сразу же ухитрился поссориться с почитаемым в городе проповедником, и, чтобы уйти от наказания, ему пришлось бежать, бросив в спешке большую часть своего скромного имущества – два сюртука, кафтан, жилет, вытертый кожаный пояс, две кружки, латунный светильник и деревянный прибор для астрологических вычислений.
Он решает идти в Страсбург. По дороге он заглянул в Вильдбад и Баден-Баден, заинтересовавшись знаменитыми целебными источниками. И здесь не обошлось без скандала. В Баден-Бадене он вылечивал от дизентерии маркграфа Филиппа I, который, выздоровев, не заплатил ему ни гроша. Такая несправедливость привела Парацельса в бешенство. И он по горячим следам обиды даже написал свою врачебную клятву –
«Клянусь никогда не лечить благородных дворян в их замках, а также монахов и монахинь в их кельях, если они не заплатят мне вперёд».
Но нет худа без добра. Лечение Филиппа не принесло ему денег, зато прибавило славы. На Верхнем Рейне не было человека, который не слышал бы о странствующем докторе, сумевшем вылечить умирающего маркграфа. Слава Парацельса дошла и до города Базеля. И вот он – миг удачи. Врач был приглашён к одному из самых влиятельных людей города, книготорговцу Фробену, который давно страдал от ужасных болей в ноге. Его уже готовили к ампутации, когда кто-то рассказал ему о чудесном докторе, и Фробен тут же послал гонца в Страсбург. Теофраст в самый короткий срок поставил книготорговца на ноги. В этот раз благодарный пациент щедро одарил Парацельса. И не только. Исключения бывают и из аксиом. Фробен употребил всё своё влияние, чтобы по достоинству вознаградить спасителя, Парацельс получил приглашение в Базель, на должность городского врача и профессора.
Фробен Фробеном, но профессура Базельского университета совсем не проявляла добрых чувств к чудо-доктору. К кафедре его не допускали. Его считали шарлатаном и самозванцем, а раз он преподавал медицину не на латыни, то ставили под сомнение окончание им университета. Дошло до того, что врачи Базеля стали распространять клеветнические листовки в городе, чтобы опорочить его в глазах пациентов и подорвать его врачебную практику.
Но связи – великое дело! Его взял под покровительство сам Эразм Роттердамский, близкий друг излеченного Фробена, и в июне 1527 года он, несмотря на сопротивление профессуры, вступил на лекторскую кафедру, и тут же стал провоцировать скандалы.
«Одни книги ещё никого не сделали врачом, – вещал он с высоты кафедры. – Медицина есть искусство, требующее практики. Разве можно стать великим полководцем, прочитав Ливия? Начиная изучать моё искусство, я вообразил, что в мире нет ни одного учителя, способного научить меня, и что я должен постигать всё сам. Я вошёл в храм знания не через парадную дверь, а через дверь природы. Её свет, а не аптекарский фонарь освещал мой путь».
Он стал водить студентов в больницы. Вместе с ними он совершал прогулки за город, где рассказывал о лекарственных свойствах растений и минералов.
Недруги Парацельса попробовали подговорить студентов бойкотировать его лекции, но этот план провалился, наоборот в Базель толпами начали стекаться школяры и студенты из других германских университетов.
Казалось бы, пришло время угомониться и почивать на лаврах. Но тем же летом он опять заставил говорить о себе весь город. В ночь на Ивана Купалу, когда повсюду по традиции разжигали костры, чтобы избавиться от нечистой силы, Парацельс перешёл Рубикон. Во дворе университета он сжёг сочинения Галена и Авиценны. Это уже был открытый вызов.
Звезда успеха и удачи Парацельса в Базеле погасла очень быстро. «У фаворита век короток». Несчастья посыпались на его голову сразу, как только умер его покровитель Фробен. Магистрату начал надоедать этот неуживчивый человек. На него ополчились не только врачи, но и все городские аптекари. Дело в том, что Парацельс покусился на «святое», то, что сегодня именуется ёмким словом «откат». На правах главного городского врача он предложил, чтобы – «…ни один аптекарь с докторами общения не имел, даров от них не получал и в делёж с ними не вступал». Понятно, что это было уже слишком…
Для завершения уничтожения неуживчивого конкурента не хватало предательства в его ближайшем окружении. И, как всегда, роль Иуды исполнил любимый ученик – Иоганн Опорин (Иоганус Опоринус). Интрига заключалась в том, что у Парацельса произошёл скандал с каноником Корнелиусом фон Лихтенфельсом. Хотя каноник терпеть не мог выскочку-доктора, но, всерьёз захворав, призвал того к своей постели – страх смерти пересилил ненависть. Он слёзно умолял Теофраста спасти его, обещая сказочно отблагодарить. Парацельс быстро поставил каноника на ноги. А тот заплатил ему… всего 6 гульденов. Это было уже откровенное издевательство. Парацельс подал на Лихтенфельса в суд, но ему отказали в иске. В гневе Теофраст написал письмо членам городского совета, в котором в самых непристойных выражениях обвинил их во всех смертных грехах. Но, поняв, что перегнул палку, выбросил письмо и сочинил другое, сдержанное, послание. Опорин же нашёл первое, выброшенное, письмо учителя и решил отомстить ему за незаслуженные обиды. Правильно опытные люди советуют – «Никогда ничего не пиши, а если написал – не подписывай».
Магистрат, получив компрометирующий документ, подписал бумаги на арест Теофраста фон Гогенгейма. Кроме того, «любимый ученик» дал показания против учителя, обвинив его, ни много ни мало, в ереси – «Я никогда не видел, чтобы он молился или обращался к евангельскому учению. Он утверждал, что никто ещё не понял истинного смысла Священного Писания, как Ветхого завета, так и Нового, что трактуют только внешнюю оболочку, не «проникая в суть».
Пришлось ему бежать из Базеля без вещей и рукописей, их позже привёз Опорин. Можно представить, какой была их встреча! Впоследствии, правда уже после смерти учителя, Опорин, как и Иуда, раскаялся в содеянном – «Я не понимал, что он такой учёный муж». После предательства Опорина отношения к ученикам у Парацельса изменилось. Со всеми ними он был одинаково холоден и неразговорчив.
После базельской истории Парацельс около полугода жил в Кольмаре, потом Эслинген, где жили его родственники. В конце концов, от Теофраста отвернулись даже они, и он был вынужден двинуться дальше по Швабии и Франконии.
Ему не давали заниматься научными изысканиями, запрещали говорить с кафедры! Не уносить же знания в могилу. И он решает опубликовать свои труды. В Нюрнберге он представил рукописи на одобрение цензурной коллегии и получил разрешение на издание своих трудов. Первыми были две книги о лечении сифилиса. И всё бы ничего, если бы в конце трактата Парацельс не обозвал всех врачей, рекомендующих своим больным новомодное лечение гваяковым деревом – «дубами пробковыми». И у него были на то основания. Он провёл ряд опытов и понял, что – «…прикладывать к гнойникам и шанкрам кусочки этого экзотического дерева – всё равно, что мазать их сливочным маслом».
Ох, как неосторожно, он перешёл дорогу «фармацевтической мафии» тех времён. Поставщики гваякового дерева почувствовали, что их благосостояние под угрозой, и «надавили» на городские власти. Печатание его сочинений было прекращено.
Вновь начались годы скитаний. Его мало куда пускали дальше порога. Парацельс совсем уж не был похож на важных докторов. Он был крайне неопрятен, никогда не стирал своей одежды, предпочитая просто покупать новую, когда прежняя становилась совсем ветхой. Но судьба вновь улыбнулась скитальцу и он поселился на 27 недель в доме Штудера бургомистра Санкт-Галлена. И бургомистр пошёл на поправку. Домашняя атмосфера семейства бургомистра благоприятно подействовала и на Парацельса. К нему снова вернулось вдохновение. Можно сказать, что именно семье Штудера мир обязан появлением на свет двух трактатов – «Парамирум» о камнеобразующих болезнях и «О невидимых болезнях» (о душевных недугах).
А потом – опять скитания. В 1532—1534 годах доктор живёт в Аппенцеле и неожиданно впадает в глубокое уныние. Разочарованный в жизни Теофраст решил уйти от мира. Он хотел сделаться проповедником и отправиться в горные деревни наставлять крестьян на путь истинный. Проповеди проповедями, но того, чем одаривала его паства, не хватало даже на пропитание. Так проповедника из него не вышло, и весной 1534 года, весь «оборванный и загорелый дочерна», он появился в Инсбруке… и решил возобновить практику. Но бургомистр запретил Теофрасту пребывание в городе.
«Он видел докторов в шёлковых платьях, а не в ветоши. Словом, я оказался недостаточно хорошо наряженным в этом чистеньком городке», – с горечью вспоминал он.
В порыве отчаяния он направился в Штерцинг, охваченный чумой. Много дней, рискуя заболеть, сражался с «беззубой старухой», вытаскивая больных с того света, но и здесь не заслужил благодарности.
В 1536 году звезды на небосводе, очевидно, поменяли своё положение, и круг неудач доктора Парацельса наконец-то разомкнулся. К нему прибыли гонцы от Иоганна фон Лайпника, маршала Богемии. Как и многие пациенты, которых Парацельс возвращал к жизни, фон Лайпник был болен уже давно. Доктора уже не могли помочь наполовину парализованному, больному «водянкой» маршалу. Иногда они давали ему опиум, чтобы заглушить боль. Парацельс поселился в замке Мэриш-Кромау и жил там пока маршал не стал подниматься с постели. После этого события заговор молчания, много лет назад образовавшийся вокруг странствующего доктора, был преодолён. Не даром говорят, что – «Славу доктору создаёт положение его пациентов». Ему устроили торжественный приём в рыцарском замке, на который собралась вся верхушка города Прессбурга. В Вене его дважды удостаивал аудиенции король Австрии Фердинанд.
Дальнейшая жизнь Парацельса – редкое исключение из правила, о том, что – «Слава настигает своего героя, обычно, посмертно».
С 1539 по 1541 год он непрерывно в разъездах. Художники писали его портреты. Доктор, как победитель, колесит по городам Германии – Мюнхен, Бреславь, Гретц, Зальцбург… Но здоровье его было уже непоправимо подорвано. Годы странствий, долгие бессонные ночи и эксперименты, которые Парацельс нередко проводил на самом себе, сделали своё дело. 24 сентября 1541 года в зальцбургскую гостиницу «Белый конь», что стояла на набережной, были вызваны городской нотариус и семеро свидетелей – Парацельс объявил свою последнюю волю… Он просил отслужить по нему заупокойную мессу и раздать деньги бедным. Доктор встретил свой конец без страха и сожалений.
«Смерть не что иное, как просто окончание дневной работы, исчезновение воздуха, выветривание бальзама, погашение света», – писал он незадолго до кончины.
Правда существует и другая версия смерти Парацельса согласно которой, он, во время званого обеда подвергся вероломному нападению бандитов, нанятых кем-то из лекарей, его врагов, и в результате падения на камень, проломил череп, что, спустя несколько дней, и привело к смерти.
Со всей подобающей пышностью тело доктора было предано земле на зальцбургском кладбище Святого Себастьяна.
Останки Парацельса были эксгумированы в 1572 г., во время перестройки здания церкви Св. Себастьяна и перезахоронены за стеной, что окружает двор перед часовней Св. Филиппа Нери, пристроенной к церкви, там, где сейчас стоит памятник ему. В центре разрушенной пирамиды из белого мрамора – углубление с его портретом, а выше – надпись на латинском языке – «Филиппа Теофраста Парацельса, который стяжал столь великую славу мира за открытие химического золота, изображение и кости; и пока снова не покроется своей плотью».
На основании памятника высечена надпись – «Здесь лежит Филипп Теофраст звания Доктор Медицины, что те многие язву, проказу, подагру, водянку и некоторые неизлечимые заразные болезни тела чудесным искусством излечил и распределением и отдачей своего имущества бедных почтил. В год 1541, в 24-й день сентября, сменил жизнь на смерть».
Под этой надписью виден герб Парацельса в виде серебристого луча, на котором расположены один за другим три чёрных шара, а внизу стоят слова – «Мир живым, вечный покой умершим».
А в 1831 году доктор Теофраст стал святым! В это время Европу накрыла мощная волна холеры. Люди со всей округи толпами устремлялись в Зальцбург, к его могиле и молили его о чуде. И, как это ни удивительно, холера не тронула Зальцбург, Каринтию и Тироль.
(2009)
Оставить комментарий
