negatoskopКафедрой рентгенологии заведовал доцент, кандидат медицинских наук. С докторской у него не сложилось, но для этого случается много разных причин, не имеющих к профессионализму соискателя никакого отношения. А профессионалом он был. Был он и фронтовиком. Если мне память не изменяет, то воевал он артиллеристом, командиром батареи.

Его поколение хлебнуло лиха сполна, достойно пережило его, победило в жесточайшей войне и вытащило страну из послевоенной разрухи. Поэтому он предъявлял высокие требования не только к себе, но и к своим студентам. И со студентами был невероятно строг и, если кто из них попадал к нему на карандаш, то мало ему уже не казалось. Студенческая братия его не просто боялась, а боялась конкретно.

Отзаведовав кафедрой определённый срок без докторской, он уступил кафедру своему более молодому ученику, у которого с докторской получилось. А перестав быть заведующим кафедрой, стал вести студенческие группы.

Итак, наш преподаватель ведёт занятие по рентгенологии с группой студентов. Студенческие группы в медвузах обычно формируются из восьми-десяти человек и реже больше.

Преподаватель сидит за преподавательским столом, студенты расположились напротив него за студенческими учебными столами, справа от преподавателя и несколько кзади от него стол, на котором установлен негатоскоп.

Негатоскоп – это устройство для просмотра на просвет чёрно-белых радиографических снимков (рентгенограмм, томограмм). По сути, это ящик с матовым стеклом, за которым спрятан, достаточно интенсивный, источник света, чтобы просветить снимки с большой оптической плотностью. Естественно, снимки накладываются на матовый экран. Вдоль верхнего канта рамки, ограничивающей стекло, есть то или иное приспособление для фиксации изучаемой рентгеновской плёнки, типа, свободные руки врача. Так как рентгеновские снимки являются негативами, то сей ящик и обзывают негатоскопом, то есть, на этом ящике скопируют, рассматривают негативы.

Пожалуй, для представителей цифрового поколения разжую, что до “цифры” фотография творилась на светочувствительных плёнках. Если такую плёнку без предварительной обработки светом, проявить (в специальном проявляющем растворе – проявителе, а после него обработать тоже в специальном растворе, отнимающем у плёнки светочувствительные свойства – закрепителе, фиксаже), то она абсолютно прозрачная, как стекло, поэтому называется тёмной (уже весело, правда). Если светочувствительную плёнку проявить после воздействия светом, то она будет совершенно чёрной, а называться, уже догадываетесь, светлой. Вот, когда на чёрное говорят белое, а на белое – чёрное, это и есть “негатив”. Затем негативные плёнки помещались в специальные светооптические приборы (фотоувеличители), которые проецировали негативное изображение на экран (фоторамку). В фоторамке размещали листик фотобумаги (тоже светочувствительной, но в меньшей степени, чем фотоплёнка). Включали-выключали фотоувеличитель. Тёмные участки негатива тормозили поток света и на фотобумаге они получались светлыми, прозрачные же участки негатива пропускали через себя больше света и на фотобумаге они прорисовывались тёмными. Таким образом, восторжествовывала правда и чёрное становилось чёрным, а белое – белым. И это уже был “позитив”. Естественно, обработанный светом листик фотобумаги требовал купания в проявителе, выполаскивания в воде, затем купания в закрепителе, опять полоскания в воде, наконец, сушке. Так получалась фотография. Именно ими заполнены семейные фотоальбомы ваших бабушек и дедушек. Конечно же, весь описанный процесс выполнялся в тёмных комнатах, которые назывались фотолабораториями. А чтобы фотолаборант, нередко он же фотограф, хоть как-то ориентировался в тёмном помещении, допускалось освещение красным или жёлто-зелёным фонарём. Фотобумага, но не фотоплёнка, на такой свет не реагировала. Народ, который увлекался фотографией, приспосабливал под фотолаборатории ванные комнаты, кухни, а то и жилые комнаты.

Между прочим, мне, например, больше нравилось печатать фотографии при жёлто-зелёном свете, но, если представлялась возможность полюбиться со своей любимой женщиной, то красный фонарь вне конкуренции. Уж очень красиво обнажённое тело при красном освещении. 

Но возвратимся к рентгенограммам.

Икс-лучи, в отличие от света, умеют пронизывать наше тело, а наш глаз их не видит, а вот светочувствительная плёнка на них реагирует, как на свет. Благодаря этой плёнке Конрад Рентген в 1895 году их и открыл, просветив ими кисть своей руки (я представляю его потрясение). Так как Рентген своими глазами этих лучей не видел, а видел только результат их воздействия на фотоплёнку, он их нарёк Х-лучами. А рентгеновскими лучами их уже окрестили его благодарные потомки.

Если рентгенлаборант (помощник рентгенолога) направит поток рентгеновских лучей на ту или иную часть тела пациента, а с противоположной стороны отловит их на рентгеновскую плёнку, то ткани пациента, менее плотные, пропускают сквозь себя больше рентгеновских лучей, а более плотные – меньше и по разному засветят светочувствительную плёнку. Так получается рентгенограмма, она же негатив.

Давайте теперь, после такого длинного и нудного, хоть я и пытался с этой нудностью бороться, лирического отступления, вернёмся в учебную комнату кафедры рентгенологии. Нас там заждались строгий преподаватель с трепещущими перед ним студентами, как кролики перед удавом.

Преподаватель, сидя к негатоскопу полубоком, выбрал необходимую ему рентгенограмму из пачки ей подобных и привычным жестом зарядил её в негатоскоп на обозрение студентам. Развернулся лицом к группе и уткнулся в педагогический журнал, выбирая жертву. А в это время ренгеновский снимок, повисев немного в негатоскопе, выпал из фиксаторов, приземлившись на столе перед негатоскопом.

– Алексеев, – произнёс преподаватель первую фамилию по списку. Алексеев встал.
– Шо цэ такэ? – Вопрос к нему преподавателя. Алексеев стоит, молчит. Преподаватель, не дождавшись ответа:
– Сидай, два.

А двойка для студента беда, её обязательно надо отработать во внеурочное время. Двойка же, заработанная у нашего педагога – это двойная беда. Помню, что все годы учёбы в мединституте шли под комсомольским лозунгом “Врачей троечников – не должно быть!” Мы искренне боролись за высокие оценки. Даже получая на экзаменах “четвёрку”, часто расстраивались и стыдились одногруппников, заработавших “отлично”. Каждая кафедра, заполучая в своё распоряжение студенческий курс, костьми ложилась, но добивалась от своих учеников положенного уровня знаний. Поэтому советское образование и было самым лучшим в Мире!

Преподаватель, не отрываясь от журнала, произносит следующую по списку фамилию:

– Бондаренко. – Встаёт Бондаренко.
– Шо цэ такэ? – Но Бондаренко стоит молча.
– Сидай, два. Воропаева, – встаёт Воропаева.
– Шо цэ такэ? – в ответ молчание, – Сидай, два.

Добравшись таким образом до средины списка, преподаватель не спеша поворачивается к рентгенограмме, но она лежит на столе. У него приподнимается одна бровь, он с удивлённым лицом разворачивается обратно к студентам и произносит:

– Тю, дурни, та цэ ж нэгатоскоп! Усим два!!!

Копирование авторских материалов с сайта возможно только в случае
указания прямой открытой активной ссылки на источник!

Copyright © 2018 larichev.org

Оставить комментарий

Архивы записей
Новый Свет-2012
12_2monaha 17_razboinichiya_buhta Голубизна и золото Голубой бухты
Мета