Архив рубрики «Новости»
На смену Прядущему Мизгирю идёт Кричащий Петух, он уже взлетел на тын, а может и на резной забор, отряхнулся, хлопнув крыльями, и готов закукарекать, приветствуя первые лучи, вступающего в свои права Нового 2021/7529 Года!
Петух – птица, объявляющая о наступлении утра. Многие народные были рассказывают о том, как после крика петуха исчезает нечисть, испуганная солнечным светом. Так что 2021 год по славянскому календарю можно считать годом рассвета, победы Света над Тьмой. Однако, помните, что победа приходит только после битвы.
Так пусть же 2021 будет победным!!!
Здравствуй Кричащий Петух!
С Новым Годом 2021!!!
В недавнем, бурно обсуждавшемся в фейсбучной группе «Без наркоза или Медики шутят», посте Эрнеста Косткина от 22 ноября о мужчине, пожелавшем узнать, сколько шурупов поместится в длину в его половом органе*, многие, если не все, читатели, особенно читательницы, изгалялись над несчастным исследователем почём зря. Пост на данный момент заработал 1900 лайков и под ним отметилось 1000 комментаторов, среди которых самым метким и остроумным, пожалуй, стал комментарий нашего самого лучшего доктора Саши**.
Завёл себе на Проза.Ру* аккаунт и начал заливать на сей портал свою писанину. Пытался читать других, естественно, тех кто светился гостем на моей странице, как читатель того, что я выставил на всеобщее обозрение. Если честно, то пока, можно сказать, никто не впечатлил. Начинаю читать и часто, уже с первых фраз, начинает отворачивать в первую очередь безграмотность писателей. Вижу, что со знаниями русского языка беда, причём конкретная. Нет, я вовсе не позиционирую себя, как грамотного, но я хочу им быть. Знаю, что мои познания синтаксиса, весьма провальные, утешаюсь только тем, что по старой традиции настоящих русских писателей придерживаюсь интонационного принципа пунктуации, дескать, «я художник, я так вижу». Мне, например, стыдно, если то или иное слово в моём тексте окажется с грамматической ошибкой. А подавляющему большинству современных писателей не стыдно.
Как-то ко мне на приём привели девчонку одиннадцатилетнюю. Её родители кроме этой девчонки держали ещё и ротвейлера. Пока родаки были на работе, девчонка приходила со школы раньше их, ну и, ясен пень, скучала. И нет бы влезть в папину или мамину библиотеку и, добыв там какой-нибудь, заросший пылью, томик, явно недетской литературы, пользуясь случаем безнадзорности, погрузиться в его чтение, так, кстати, делал я в её возрасте, правда, у меня не было под боком ни ротвейлера, ни ещё какого-нибудь кота. Хотя, возможно, в том доме кроме ротвейлера и девчонки больше ничего и не держали, ну, типа, не было никаких книг. Однако, наверняка, ведь был телефонный аппарат, помнится, я, приходя со школы в пустой дом, если мне наскучивало читать, начинал разбирать телефон или папину электробритву, или мамин утюг, или общий будильник, я его, кстати, ненавидел, ну ведь жутко интересно было узнать, как оно там звенит, жужжит, греется, наконец, заводится! Потом, после ознакомления с устройством, безусловно, всё собиралось назад с обязательной проверкой, что работает и, таки ж работало! А там глядишь, время пролетело, родаки явились с работы и скучать некогда.
Время. Как медленно оно двигалось в детстве, временами казалось, что оно вообще стоит на месте.
Время. Я забывал о его существовании в молодости, а вспоминая, думал, как неимоверно много его впереди.
Первая моя, ещё школьная, любовь. Безответная, да собственно, вовсе и неведомая её объекту, а потому несказанно горькая, перемешанная с солёными слезами, может потому до сих пор милая и дорогая, но беспардонно и нагло отстранённая влюблённостью, нагрянувшей в институте, и приведшей к долгому дурацкому браку, как оказалось в последующем, перечеркнувшему огромный кусок Времени, выделенному мне на жизнь.
Костик ниже среднего роста оправдывал свою немецкого происхождения фамилию, щупленький мальчик, когда волнуется чуть-чуть подёргивает носом с верхней губой и моргая глазками, невероятно ушлый, но нарушения границы, за которой начинались бескрайние просторы непорядочности, не совершал, а посему ушлость, порой, заводила его в ситуации, вызывавшие улыбку. А поди стань не ушлым, когда растёшь и формируешься в четырёхчеловековой семейной ячейке самым младшим, где главный командир мама, а под ней, но над тобой ещё два посредника, папа и старший брат, причём папа настолько ушлый, что, судя по всему, печати ставить негде, и костиковому яблоку не получилось откатиться далеко от раскинутых папиных яблоневых веток. Но молодёжь, она и есть молодёжь, старый опыт не переушлишь.
Короткие рассказы
Давно несу эту картинку из своего потрясающе далёкого-предалёкого детства. Моя бабушка, была очевидицей этого миниспектакля и великолепно изображала его в лицах. Однако давно хотелось положить эту историю на бумагу, но сиё, представлялось, невыполнимым. И всё-таки решил попробовать, и, играя русским языком, похулиганить. Получилось ли?
Взяв за основу известную и жизнью проверенную формулу, решил и я себя увековечить, очевидно, становящимся вечным вопросом: «Снимать или не снимать?!»
Всё чаше и чаше сталкиваюсь с ситуацией, когда, знакомясь и осматривая ребёнка, выписавшегося после той или иной операции из детской хирургической клиники с рекомендацией долечиваться по месту жительства, оценив состояние его заживающей послеоперационной раны, выяснив день операции и назначая его мамке дату снятия кожных швов, в ответ слышу заявление: «А нам доктор, который оперировал, сказал, что рану он зашил специальными рассасывающимися нитками, которые снимать не надо!».
Подобные рекомендации дают молодые доктора.
Конечно, я не антарктик, как Рогозов Лёнька или менее известный подводник Ломачинского старлей медслужбы Пахомов, но я, как и они врач. И хоть врачи, всегда стояли и стоят против самолечения, иногда вынуждены самолечением заниматься, но нам медикам, в отличие от вас немедиков, это иногда разрешается. Спору нет, я не имею в виду самолечение таблетками или уколами в бедро, согласитесь, более всего поражает воображение, когда самолечащийся вооружается ножом и нитками. К примеру, оба, упомянутых мною коллег, заболев аппендицитами, оказались перед выбором «пан или пропал», и сами себе удалили аппендиксы, червеобразные придатки. Прожив долгую жизнь, и, переделав в своей молодости немало аппенэктомий, очень даже не уверен, что смог бы повторить их подвиги. И тем не менее, мне тоже приходилось заниматься самолечением. Пожалуй, раза три мне приходилось применить свои хирургические навыки на самом себе.
Шёл 1990 год. Страна уверенно катила к финишу, но мы, в большинстве своём, этого ещё не понимали и, упиваясь гласностью, уже на протяжении нескольких лет, шлялись по стадионам и прочим предвыборным сборищам, успешно топя кандидатов, часто, действительно, убогих, из старой номенклатуры, проталкивая на их депутатские места, новых и свежих, как нам казалось, проводников и гарантов грядущей счастливой жизни. В школах, вузах, всяких институтах и прочих фабриках-заводах октябрятские, пионерские, комсомольские и коммунистические организации ещё пытались претворять в жизнь бред, испускаемый руководящей и направляющей, но, по-моему, они уже не знали, как его претворять, ибо карающий меч был выбит из их, резко и сразу, ослабевших рук, да и гласность огнём жгла землю под их ногами.
Папа мой был рождён в Саратовской области, но вскоре семья перебралась в Пензенскую область, в Радищевские места, там и прошло его детство…
Катила седьмая осень после войны. Через несколько дней после своего рождения я был нелегально крещён, попом, приглашённым маминым братом, дядей Сашей, ставшим мне крёстным, к себе на дом и в десятидневном возрасте повезён на место службы отца-пограничника в Эстонию. Ехали в ещё неотапливаемом холодном поезде и папа сушил описанные мною пеленки на своей груди. Это по рассказам мамы.
Если мама моя, разговорчивая певунья, много и часто рассказывала мне о своём детстве, своём брате, сестре, родителях, бабушке с дедом, о войне, о том, как они пережили оккупацию, о своей работе, своих судебных делах и много, много ещё о чём, то папа был скуп со мной на рассказы о себе и своей работе. Коль что-то и рассказывал о своей прежней, до появления меня, жизни, то исключительно с воспитательной целью. Например, как он любил пенку с топлёного молока, меня же от молочных пенок и комочков манной каши выворачивало. Как он