Рамзан Саматов

Жизнь почти сразу обошлась неласково с девочкой, родившейся в 1921 году в далёком степном селе Окольничково Курганской области. Ей было четыре года, когда умерла мать и в большую крестьянскую семью из 12 человек пришла мачеха, злая, как в народных сказках, и особенно невзлюбившая младшую падчерицу – Марусю.

Дети, едва став подростками, разъезжались из дому, рано начинали самостоятельную жизнь. В 10 лет Марусю, к счастью, взяла к себе старшая сестра, работавшая на железной дороге в Свердловске. В школу девочка ходила всего пять лет. Потом пришлось бросить учёбу и идти в няньки, в домработницы, – заработка сестры не хватало.

Шестнадцати лет Маруся пришла на свердловскую фабрику “Уралобувь”. Сначала была чернорабочей, а в 1941 году, когда началась война, она уже работала дежурным электриком цеха. Ушёл на фронт старший и любимый её брат Николай.

Через несколько дней Маруся тоже явилась в военкомат и попросила послать её в армию. Ей ответили, что на фабрике тоже нужны люди. Но она была настойчива и пришла во второй, в третий раз…

В конце концов военком сдался и послал её учиться в школу военных трактористов в Челябинскую область. Зимой 1942 года она уже служила в батальоне аэродромного обслуживания на Волховском фронте, в нескольких километрах от передовых позиций.

Служба была тяжёлой: порой она круглые сутки сидела за рычагами трактора, очищая аэродром от снега или доставляя бомбардировщикам горючее, боеприпасы. В батальоне были и другие девушки-трактористки, но Маруся Лагунова показала себя самой крепкой, выносливой, и ей приходилось выполнять наиболее трудные и ответственные задания. Перегрузка и постоянное недосыпание сказались на её здоровье, и осенью 1942 года сильнейшее воспаление лёгких на два месяца уложило её в госпиталь. Оттуда она попала в запасной полк, где её сделали киномехаником, не обращая внимания на настойчивые просьбы отправить на фронт.

В феврале 1943 года в полк приехал военный представитель с Урала – отбирать несколько сот человек на курсы танкистов – механиков-водителей, башнеров, радистов. Когда Маруся Лагунова пришла к нему, прося взять и её, военпред только усмехнулся такой наивности.

– Что вы, девушка! – укоризненно сказал он. – Танкист – это чисто мужская профессия. Женщин в танки не берут, как и на военные корабли. Это уж закон.

Она ушла удручённая, но не примирившаяся с отказом. А на другой день почта принесла письмо от сестры с тяжкой вестью: смертью храбрых погиб на войне брат Николай. На это горе Маруся реагировала не только слезами – она села и написала письмо в Москву.

Мария обратилась к Председателю Верховного Совета Михаилу Ивановичу Калинину с просьбой о содействии, – он и посодействовал, даже специальную телеграмму прислал. Взяли в танкисты. Ну, а там – как все: занятия, наряды, караул. И, конечно, танкодром. ОН, танк, – это мощь! Это сила! Серьёзная, грозная машина. За рычагами Лагунова была уже не как все, а гораздо лучше всех. Настолько лучше (устройство танка – «хорошо», вождение – «отлично»), что по окончании школы ей предложили остаться инструктором вождения. Не осталась…

Пополнение для 56 танковой бригады разгружалось в темпе – предстоял 100-километровый ночной марш. Ночи в июне коротки, до рассвета колонне надлежало укрыться от глаз германской авиаразведки. Поэтому командир 56-й Трофим Мельник лично прибыл на выгрузку.

– Лихо свели танк с платформы, молодцы. Кто?
– Командир танка лейтенант Чумаков, механик-водитель ефрейтор Лагунова.
– Как? Логунов?
– Никак нет, товарищ комбриг, Лагунова. Мария Лагунова.
– Что?! Женщина?! Да…

Комбрига легко понять: танк, как уже говорилось, не трактор, даже мелкий ремонт тяжёл А в бою! Температура в танке до +60 С, пороховые газы (удалять их из танка тогда ещё не умели), жуткий грохот, нужно жать на педали, двигать рычаги фрикционной передачи – всё это не каждый мужчина сумеет. Танкисты – люди крепкие, у механиков-водителей вообще плечи – как зонт широкие. А тут – девушка, 21 года не исполнилось. А впереди – тяжёлые бои на Курской дуге. Ну, куда её? В бой, что ли? В штаб! В связистки-машинистки!!! С командиром, конечно, не очень-то поспоришь, но Мария держалась твёрдо: в бой – и точка! Тем более, что тот ночной марш был пройден ею безукоризненно.

Она запомнила этот первый бой во всех его мельчайших подробностях. Сквозь смотровую щель она видела условленные ориентиры и вела танк по ним. До предела напрягая слух, она ловила в шлемофоне команды лейтенанта Чумакова. Слышать что-нибудь становилось всё труднее: к рёву мотора прибавились гулкие выстрелы их танковой пушки и беспрерывная трескотня башенного пулемёта. Потом немецкие пули забарабанили по броне, и она перестала различать в наушниках голос командира. Но Чумаков уже оказался около неё и стал командовать знаками.

В щель было видно, как наши танки, вертясь, утюжат траншеи противника. Маруся впервые увидела бегущие фигуры гитлеровцев в серо-зелёных френчах. В это время пули застучали о броню особенно часто и звонко, и лейтенант хлопнул её по правому плечу. Она резко развернула танк вправо и совсем близко увидела блиндаж, из которого в упор бил пулемёт. Тотчас же последовал толчок в спину, и она нажала на акселератор. Брёвна блиндажа затрещали под гусеницами – она не слышала, а как бы почувствовала это.

Стрельба постепенно стала стихать. Лейтенант приказал остановиться. Прежде чем Маруся успела открыть люк, кто-то откинул его снаружи и за руку вытянул её из машины. Это был капитан Митяйкин. Она ещё плохо слышала, и он закричал, нагнувшись к её уху:

– На первый раз хорошо получилось. Молодец, Лагунова!

Она огляделась. Пыль и дым, заволокшие всё вокруг, постепенно оседали. Повсюду валялись трупы гитлеровцев, окровавленные, раздавленные, в самых причудливых позах. Перевёрнутые пушки, повозки, лошади с распоротыми животами… Маруся не испытывала страха во время боя, поглощённая своей работой, но сейчас, при виде этой страшной картины войны, ей стало жутко, она почувствовала, как к горлу подступает тошнота, и поспешно влезла в танк, чтобы никто не заметил её слабости.

А после этого были многие другие бои, и тяжёлые и лёгкие. Она уверенно вела свой танк, утюжила гитлеровские окопы, давила пулемёты, пушки врага, видела, как горят машины товарищей плакала над могилами боевых друзей. Бригада шла всё дальше на запад, через Сумскую, Черниговскую и, наконец, Киевскую область. И никто уже не сомневался в девушке-танкисте: Маруся показала себя опытным и смелым водителем.

“…Я спрашивал командира батальона, как ведёт себя в бою Лагунова, – вспоминает бывший комбриг Т.Ф. Мельник. – Мне докладывали: “Лагунова воюет хорошо. Смелая, умело применяется к местности”.

Мы достигли реки Днепр в районе города Переяслав-Хмельницкого. Мария Лагунова всё больше накапливала боевой опыт. В бригаде о ней уже говорили: “Это наш танковый ас”. Она пользовалась настоящим боевым авторитетом у танкистов. На её счету было много раздавленных гусеницами огневых точек, пушек и фашистов. Вскоре бригада получила приказ занять Дарницу, район города Киева на левом берегу Днепра. Выполняя приказ, бригада завязала тяжёлый бой у населённого пункта Бровары”.

В это время за плечами Маруси Лагуновой было двенадцать атак. Бой за Бровары стал тринадцатой.

Танкисты, как и лётчики, немного суеверны. Как-то на привале ещё перед Броварами они завели весёлый разговор, и кто-то полушутя сказал Марусе:

– Смотри! Тринадцать – число несчастливое.

В ответ она, смеясь, возразила, что на броне её машины стоит номер 13, но это не мешало ей до сих пор воевать. А оказавшийся тут же капитан Митяйкин сердито возразил суеверному:

– Глупости! Я уже побывал в двадцати атаках, и ничего со мной не случилось в тринадцатой. Давай, Лагунова, поедем вместе в эту атаку.

Он никогда не забывал своих обещаний и 28 сентября 1943 года, в день этого боя, оказался в машине лейтенанта Чумакова. Его весёлый, спокойный голос раздался в шлемофоне Маруси:

– Маруся, мы должны быть первыми! Давай вперёд!

Сначала всё шло хорошо. Командовал танком капитан Митяйкин, а лейтенант Чумаков встал к пулемёту. Они первыми ворвались на позиции фашистов, и Маруся видела, как разбегаются и падают под пулемётным огнём гитлеровцы.

– Дай-ка чуть правей, – скомандовал Митяйкин. – Там немецкая пушечка нашим мешает, прихлопнем её.

Она развернула машину и понеслась вперёд. Немецкие пушкари кинулись врассыпную, и танк, корпусом откинув орудие, промчался через артиллерийский окоп. Но, видимо, где-то рядом притаилась вторая пушка. Танк вдруг дёрнуло, мотор захлебнулся, и в нос ударила едкая гарь. Больше ничего Маруся не помнила.

Она очнулась в полевом госпитале. Левая рука онемела, болела повреждённая ключица. И ноги очень болели. С трудом приподнявшись на койке, Мария откинула одеяло. Ног не было…

На самолёте её доставили в Сумы, оттуда в Ульяновск, а затем в Омск. Здесь молодой смелый хирург Валентина Борисова делала ей одну операцию за другой, стремясь спасти её ноги, насколько это было возможно, чтобы потом она смогла ходить на протезах. Именно смелости и настойчивости Борисовой, шедшей иногда на риск вопреки советам старших и более осторожных хирургов, Лагунова обязана тем, что наступил день, когда она пошла по земле без костылей.

Но до этого дня ещё надо было дожить, пройдя через множество физических мучений, через нескончаемые месяцы нравственных страданий. Сознание безнадёжности и безысходности будущего всё чаще и сильнее охватывало девушку. Она плакала, мрачнела, и никакие утешения врачей не помогали. И вдруг снова хорошие, отзывчивые люди, её старые друзья, пришли к ней на выручку в самый тяжкий момент её жизни.

Из танкового полка, где получила она специальность механика-водителя, в Омск приехала целая делегация – навестить героиню. Танкисты привезли Марии 60 писем. Ей писали старые друзья, писали незнакомые курсанты из нового пополнения. Прислали полные горячего участия письма командир бригады полковник Максим Скуба и её прежний комбат майор Хонин. Она узнала, что в комнате славы полка висит её портрет, что её военная биография известна всем курсантам и помогает командирам воспитывать для фронта новых стойких бойцов. Ей писали, что она не имеет права унывать, что её ждут в родной части, что танкисты новых выпусков, отправляясь на фронт, клянутся мстить врагам за раны Марии Лагуновой. И она воспрянула духом от этих писем и от рассказов приехавших товарищей. Она почувствовала себя не только нужной людям, но и как бы находящейся по-прежнему в боевом строю.

Весной 1944 года её привезли в Москву, в Институт протезирования. И здесь друзья из части навещали её, слали ей письма. Она встретилась тут с Зиной Туснолобовой-Марченко, которая потеряла в бою и ноги и руки, и вскоре обеим героиням вручили ордена Красной Звезды.

– Когда я в первый раз надела протезы и перетянулась ремнями, – вспоминала Мария Ивановна Лагунова, – я вдруг поняла, что это тяжкое несчастье будет на всю жизнь, до самой смерти. И я подумала: смогу ли я это выдержать? Первая попытка пойти оказалась безуспешной – я насадила себе синяков и шишек. Но профессор Чаклин, который так много труда вложил, чтобы поставить меня на протезы, категорически запретил персоналу давать мне палку. Начались ежедневные тренировки, и через несколько дней я постепенно стала передвигаться.

Она училась ходить с тем же упорством, с каким когда-то училась водить танк. В день выхода из больницы за Марией Лагуновой приехал нарочный из полка с приказанием явиться ей в часть для дальнейшего прохождения службы. Командование зачислило её, как сверхсрочника, на должность телеграфистки.

Когда-то, придя в этот полк, Маруся Лагунова наотрез отказалась от каких-нибудь поблажек, которые хотели сделать ей, как единственной девушке из числа курсантов.

Теперь она так же категорически отказывалась от всяких предпочтений себе как инвалиду. Товарищи, поражались её решимости. Бывший однополчанин Лагуновой уралец Александр Червов хорошо написал мне об этом в своём письме:

“Во всём был виден её железный характер, упорство, настойчивость. Она часто отказывалась от предложений подвезти её на машине, старалась больше ходить пешком на протезах. Нетрудно представить, каких мучений стоила ей эта ходьба. Но она, как и её собрат по судьбе Алексей Маресьев, упорно тренировала себя в ходьбе, ибо она знала, что жизнь её долгая и ходить ей по нашей свободной земле придётся много”.

Демобилизовалась Мария в 1948 году. Жить решила в Свердловске (ныне – Екатеринбург). Работа нашлась на фабрике «Уралобувь», той самой, только не электриком, а контролёром ОТК. Замкнулся круг – началась новая жизнь Всякое бывало в этой новой жизни – и дармоедкой называли, и по кабинетам гоняли – с её-то ногами.

Однажды шла со смены поздним осенним вечером, отстала от сослуживцев. Грязно было, мокро – и не удержалась на ногах, упала. А сослуживцы уже далеко – кричать без толку. В это время какие-то люди шли мимо. Мария хотела на помощь позвать, и услышала в свой адрес:

– Смотри, вишь, как нализалась!
– Гы-гы…

Не так уж и виноваты эти люди, они просто не знали. Не знали – и Бог им судья, но всё равно: такая слабость, хоть и своя – унизительнее пощёчины. Мария добралась до ближайшего столба, поднялась. Щёки горят, лицо в слезах. Такие вещи сломать могут запросто. А Мария разъярилась ещё больше.

С будущим мужем она познакомилась в госпитале – он тоже инвалид войны. Когда Кузьма Яковлевич сделал ей предложение в госпитале, она рассмеялась и заплакала: «Что же мы будем делать? Нам обоим нянька нужна». На что он ответил: «А мы с тобой, Маша, две очень тяжёлые судьбы соединим в одну трудную. И сделаем её счастливой». Они поженились.

В 1949 году родился сын, которого назвали Николаем в честь погибшего брата Марии. Четыре года спустя родился второй сын, Василий, – так звали убитого на войне брата Кузьмы Фирсова.

Жить стало легче – к инвалидам и ветеранам относились уже с бОльшим уважением, появились льготы. Однополчане собрали денег – подарили «Волгу» ГАЗ-21 с ручным управлением (тогда это была большая редкость), на этой «Волге» семья объездила чуть ли не полстраны.

В ГДР Мария Ивановна бывала не однажды. Однополчан, конечно, не забывала (56 бригада дислоцировалась в Цербсе). Во время одной из таких встреч…

– Жаль, что вы не приехали на 30 минут раньше, – сказал Марии Ивановне командир бригады, – Тут у нас немецкий журналист был, мы ему о вас рассказывали – как вы танк водили. Так он не поверил.
– А мы ему докажем, – ответила Лагунова.
– Что, танк поведёте?
– Поведу. По танкодрому, конечно, и без препятствий, но поведу. Только лестницу, что ли, подставьте, в танк-то я сама не заберусь.

Лестница не понадобилась – танкисты подняли её на башню на руках. Т-55 – это вам не «тридцатьчетвёрка», это куда серьёзнее. Инструктор объяснял, что к чему, а у Марии Ивановны дрожали руки, и глаза были в слезах. Не боялась она машины, просто не думала и не гадала, что снова встретится с НИМ, что снова поведёт боевой танк. И повела. Дай Бог каждому так по первому разу. Немец был вне себя от восторга – жал руку, кричал «Браво! Браво, фрау Маресьев!»…

Фильм посвящённый Марии. С 24 минуты – уникальные кадры с её участием:

Мария Лагунова, несмотря на тяжёлое фронтовое ранение, прожила долгую жизнь. Она ушла из жизни в 74-летнем возрасте, 26 декабря 1995 года, в городе Бровары, куда она переехала ещё в 1960-е годы. Символично, что отважная женщина-танкист долгое время жила в городе, в боях за освобождение которого она и получила тяжёлое ранение, приведшее к ампутации обеих ног. Память Марии Лагуновой была увековечена в городе Бровары и селе Княжичи на Украине, где её именем были названы улицы. В 2010 году в преддверии Дня Победы в Нижнем Тагиле на одной из улиц была установлена мемориальная доска в её честь. А в музейно-мемориальном комплексе «История танка Т-34» часть выставочной экспозиции «Женщины и танки» посвящена нашей отважной героине Марии Лагуновой.

Статья подготовлена по материалам книги С.С.Смирнова «Рассказы о неизвестных героях» Рассказ о настоящем человеке, а также по статье Женщины-танкисты Великой Отечественной войны.

Источник

Один комментарий на ““Фрау Маресьев” – Маруся Лагунова”