Салтовские зарисовки

Каждое раннее утро мимо острова свободы, вдоль моря Салтовского раздавалось муканье множества коров, гиканье конных пастухов, да, словно выстрелы мелкашки, эхом громыхающее щёлканье их кнутов. То пастухи бойко гнали на пастбище колхозное стадо бурёнок. Гнали мимо острова крапивного, обходя его далече, стороной вдоль берегов камышовых заливов рукотворного моря. Пастухи дивятся, видя, что на острове не очень крутом, диком и пустом вырос, пусть не град с златоглавыми куполами, да лагерь с серебристо-цветастыми шатрами, одна из палаток была из серебристого перкаля.

Стесняясь беспокоить поселившихся на острове рыбаков, пастухи несколько дней гнали своих бурёнок стороной, но любопытство взяло своё, и одним из утр, явно нарочно, не тормознули они часть своего стада, позволив отпочковаться группе коровушек в сторону палаточного лагеря. Несомненно, это оказалось хорошим поводом подскакать одному из пастухов на остров, дескать, с целью спасения отдыхающих от их неуклюжих воспитанниц. Пастух, увидев Валерку, вспомнившего детство, когда ему приходилось бывать подпаском у деда и мамы, бойко отгоняющего их любопытных и наглых коров, пригарцовывая на коне, поздоровался и бесцеремонно приступил к знакомству:

– А як тэбэ звуть?
– Валерий.

Однако такое сложное имя пастуху оказалось не по силам, и в дальнейшем он Валерку называл исключительно Гэной. Валерка не обижался, со смехом принял своё переименование, Гэна, так Гэна. Расспросив, ребят кто они и откуда, пастух интуитивно почуял, что рыбаки поселились на острове не только со снастями и надувной лодкой, смело спросил:

– Гэна, а сто грамм е?

Валерка вооружился кружкой, нырнул в палатку, плеснул из едва початого, в день высадки на острове, трёхлитрового баллона чистейшего, как слеза, спирта чуть меньше полкружки и, выбравшись из палатки, отрезал ломоть хлеба, покрыл его шматком нежнейшего с прорезью сала, в другую кружку плеснул воды и подал спешившемуся коннику. Гость ахнул содержимое первой кружки, смачно крякнув, осушил вторую кружку, утёрся рукавом, отломал кусочек хлеба и сопроводил с ним в рот шматок сала, так и тающего во рту. Поинтересовался, не нужно ли чего отдыхающим. Так завязалась дружба между нашими рыбаками и местными пастухами.

На следующее утро к лагерю уже без коров подскакал второй пастух, тоже познакомиться и подружиться. Так они и стали чередоваться: день один, день – другой. И каждый раз, подъезжая к ребятам, знали же, что у них есть спирт, но неизменно культурно интересовались: «Сто грамм е?». И Александр Евгеньевич, в отместку за переименование Валерки в Гэну, окрестил их «Сто-Грамм-Е».

– О смотри, Гэна, гы-гы-гы, – восклицал он Валерке, – Сто-Грамм-Е к тебе скачет!

Когда объём спирта в трёхлитровой банке понизился до половины, Валерка, задумался, о том, что надо бы прикрыть эту лавочку, ведь спирт может пригодиться и для собственных нужд. Но тут их коллектив пополнился ещё одной семьёй, из города приехал Боря с женой и детьми. Борька молодец, знал куда едет, притаранил трёхлитровую банку отменного самогона. Валерка, желая облагородить самодельный напиток, бухнул в него пол-литра клюквенного витамина – клюква, перетёртая с сахаром, была прозорливо прихвачена им на природу из города. Однако ни настаивать напиток, ни, тем более, отфильтровывать от клюквенного жмыха в полевых условиях было и некогда, и нечем. Сто-Грамм-Е теперь наливали клюквенной самогонки.

В ответ пастухи привозили то свежего хлеба, то огурчиков с помидорами или каких других овощей. Интересовались, клюёт ли рыба, как ловится, на что ловят, чем прикармливают дно возле сижи, давали советы.

А однажды предложили свои услуги с волоком: «А то мы бачим, вы тут ерундой ловите». Предупредили, что волок «вэлык», что по заливам его тягать не годится, а только вдоль берега со стороны большой воды, поэтому приедут на ночь, чтобы меньше глаз видело.

К полуночи пастухи приплыли на стационарной лодке, гружёной огромным сеточным рулоном. Это оказался настоящий невод с огромной мотнёй и невероятно длинными крыльями, отороченными на торцах кольями, высотой, пожалуй, повыше человеческого роста. К верхнему и нижнему концам палок были привязаны верёвки до нескольких десятков метров, объединённые своими противоположными концами. Этот гаджет не был рассчитан, чтобы с ним бродили по мелководью. Для обслуживания требовалось четыре человека, по две пары. Валерка с Борисом, вооружённые верёвкой от одного крыла, оставались на берегу, а пастухи с неводом, особо уложенным на корме, садились в лодку и уплывали от берега. Когда запас верёвки от первого крыла заканчивался, расположившийся на корме с неводом начинал сбрасывать в воду крыло, а сидящий на вёслах ещё продолжал не спеша вести лодку на глубину, и с середины крыла ориентировал её параллельно берегу, и только с середины второго крыла начинал приближаться к суше. На освещаемой луной глади воды, невод выказывал себя только цепочкой крупных пенопластовых поплавков. Причалив к берегу и подтянув лодку для надёжности на песок, пастухи брались за верёвку от второго крыла. По команде обе пары начинали выбирать верёвки от крыльев, а с появлением на поверхности воды торцов палок от приближающихся крыльев, пары начинали между собой сходиться.

Труд оказался весьма суровым, но результат оправдывал все затраты, в конце концов вытянули почти два мешка рыбного ассорти. Перед каждым закидыванием невода рыбаки принимали на грудь по клюквенной, которой к этому моменту в банке оставалось чуть меньше половины, и треть из неё была представлена клюквенным жмыхом. В одно из закидываний невода, как только его начали выбирать, почувствовали огромной силы удары, в неводе билось нечто невероятное. Крича и подбадривая друг друга, уже будучи на нетвёрдых ногах, а некоторые и с заплетающимися языками, как им казалось, ускорили выборку невода, но рыбацкому счастью не суждено было сбыться. Удары в выбираемую сеть как неожиданно начались, так вдруг и прекратились, и улов оказался заметно меньшим, а в мотне волока зияла дыра потрясающих размеров. Что это было, каких размеров и какой мощи живность угодила в сети, но вырвалась на волю?! Ургентно, что называется, на коленке затянули-завязали дыру, приложились к «кумпоту», как окрестил клюквенносамогонное пюре один из пастухов, и продолжили неводить.

В тот год было жаркое лето, и уровень воды существенно упал, отступив от обрывистого берега, оголив вдоль него не широкие, но песчаные пляжи. На них и выволакивали улов, вытрушивая невод, освобождая его от огромного количества прибрежных водорослей с запутавшейся в них рыбой и огромными бесчисленными рапанами, светя себе фонарями выбирали рыбу из водорастительно-рапанной массы. И тут из темноты в свет фонарей среди прибрежного песка на глаза Валерке «выпрыгнула» длинная трубчатая кость. Оторвавшись от водорослей и рыбы, он взял костную палку, повертел в руках и растеряно проговорил:

– Ребята, это же бедренная кость человека…
– А вот ещё, воскликнул Борис, – выудив из песка тазовую кость.

Ребята, забыв о рыбе, начали перебирать песок, оказавшийся богато фаршированным рёбрами, ключицами, крестцами, кусками черепов, позвонков, длинными костями рук и ног.

– Так тут же у нас у войну, в сорок второму роци, вэлыки бойи булы, –стали объяснять пастухи, – это всэ мабуть з войны, цэ ж вода видступыла и видкрыла кисткы.

И, забыв о рыбалке, дополняя друг друга, пастухи начали рассказывать известные им от родителей и старожилов, подробности бывших боёв. Но действительно ли этими костями эхнула война и чьи кости показала отступившая в тот год вода: наших ли, полёгших в кровопролитных боях, воинов или свидетельство удобрения нашей земли гитлеровскими тварями, тем более, на этом западном берегу они в 42-ом держали оборону.

А может, это остаток затопленного деревенского погоста?

А не след ли это древнего скифского захоронения, вон вверху по склону в полукилометре или чуть больше от лагеря, какой уже год, археологи скифов изучают.

А тут катилось к своему финишу лето, приближалось открытие утиной охоты и надо было освобождать территорию заказника, пора было сворачивать лагерь и уезжать домой.

Как бы там ни было, но Валерке до сих пор стыдно, что не вернулся сюда протрезвевшим и не попытался собрать останки человеков и захоронить их под обрывом. Тем более, что он знает, опьянение не является оправданием, но лишь отягчающим обстоятельством.

___________

Смотрите также рассказы серии «Салтовские зарисовки»: «Щука», «Остров свободы», «Сижа», «Лещ», «Раки», «Французская кухня».

Копирование авторских материалов с сайта возможно только в случае
указания прямой открытой активной ссылки на источник!
Copyright © 2021 larichev.org