Игорь Царёв

Захотелось поговорить о некоторых аспектах поэзии…

Мне знакома целая когорта авторитетных стихотворцев, которые свысока смотрят на песенную поэзию. Если точнее, то они её и поэзией, как таковой, не считают.

Эта точка зрения (кстати, весьма распространенная сегодня) в общем и целом не нова. Вот и Владимира Высоцкого при жизни официально не признавали поэтом, стихов его не печатали и в Союз писателей не принимали. Я помню, как некоторые “официальные поэты” отзывались тогда о Высоцком лишь как о сочинителе (пусть и бесконечно талантливом) песенных текстов, что автоматически ставило его (в их собственных глазах) на ступеньку ниже их самих. А из воспоминаний Марины Влади можно понять, что Высоцкий все это видел, понимал и всерьёз переживал, что собратья по поэтическому перу (хоть и искренне восторгаются его песнями) не принимают в свои ряды, не признают равным.

По прошествии лет, когда песни Высоцкого по прежнему звучат, а имена подавляющего большинства тех “официальных” стихотворцев практически стерлись из нашей памяти, ситуация выглядит особенно нелепой. Но не забавной. Потому что, как я уже говорил, и сегодня у многих поэтов отношение к поющимся стихам остается незаслуженно высокомерным.

Возможно, виной тому – потаенная ревность. Ведь, это действительно странно, когда самые незатейливые слова (это уже не о Высоцком!), сплавившись с музыкой, вдруг становятся популярными (иногда даже “крылатыми”), обретая пусть и не вечную, но очень долгую жизнь, в то время, как непоющиеся стихи (даже очень хорошие) куда чаще подвержены забвению. С чем это связано?

Точного ответа не существует. Но понимание некоторых механизмов песенного феномена всё же есть.

Музыка способна многократно усиливать воздействие текста на (невербальном) эмоциональном уровне. К магии слова добавляется магия ритма, звуковых повторов (а нередко и смысловых, не зря же в песнях существуют припевы), действующих на сознание и подсознание человека по законам, которые сформулированы в НЛП (учение о нейро-лингвистическом программировании).

Но есть и ещё один секрет. Он кроется в разных системах передачи вербальной информации. Так называемые “серьёзные” стихи распространяются в письменном виде (на бумаге или, сегодня, в интернете). “Песенные” же, в основном, изустно. Они воспринимаются и запоминаются не глазами, а на слух. Это совершенно другой информационный канал, обладающий иными параметрами и возможностями. Этим и обусловлены некоторые особенности стихов изначально ориентированных на слуховое восприятие. Слишком мудрёный текст при таком восприятии погибает – его и понять с первого захода сложно, и уж тем более воспроизвести потом по памяти.

Впрочем, все эти особенности лучше объяснить на конкретном примере.

Недавно в гостях у знакомых их сын спел под гитару хорошо знакомую мне ещё со студенческих времен песню:

Мы уже расселись по машинам,
На прощанье, Женя, помаши нам,
Или просто проводи до сада,
Чтоб растаяла в груди досада…

Из разговора выяснилось, что автора песни парень, естественно, не знает. Услышал её в какой-то компании, песня понравилась и он “срисовал” её для себя. Даже не записывал специально – слова запомнились будто сами собой. Вот он – пример того, как эффективно работает изустный способ передачи текстов. Впрочем, вся история этой бесхитростной песни (она называется “Шофёрша”), родившейся в прошлом веке и дожившей до наших дней – прекрасное доказательство невероятной живучести песенных текстов, которые иногда и бумаги то ни разу “не видели”, а так и кочуют из уст в уста.

Я впервые услышал “Шофёршу” в студенческой компании в 1980 году. В качестве автора назывался Юлий Ким. Вот эта песня в том варианте:

Я люблю шофёршу крепко, робко,
Ей в подарок от меня коробка,
А в коробке, например, манто вам,
И стихи поэта ЛермонтОва.
Мы уже уселись по машинам
На прощанье, Женя, помаши нам.
Или просто проводи до сада,
Чтоб растаяла в груди досада.
А в саду том соловьи да вишни,
Мы припомним о любви давнишней,
Как бродили мы с тобой до вечера,
Как любили мы с тобой доверчиво

Потом эта песенка вновь и вновь попадалась мне во время всяких вечеринок и посиделок с гитарой. Слова и мелодии немного различались, но главный поэтический приём (забавные составные рифмы) на котором строился текст всё равно был мгновенно узнаваем. Авторы каждый раз назывались разные и я всегда поправлял (помня о первой встрече с песней) – это Юлий Ким. И мне верили, потому что Ким любит и умеет играть с рифмами.

А в 1983 году на экраны вышел художественный фильм “Торпедоносцы” (по мотивам военных рассказов Юрия Германа). И там был короткий эпизод, где прозвучала песня “Шофёрша”. Вот он:

Я тогда удивился: как же режиссёр допустил такой ляп – в фильм про войну попала более поздняя песня? И, заинтересовавшись, выяснил, что Юлий Ким (при всём моём к нему уважении) к авторству “Шофёрши” никакого отношения не имел. И у песни, на самом деле, куда более солидный возраст, чем я думал.

Вот что мне удалось узнать:

В сороковых годах в литературной московской среде была популярна шуточная песня, называвшаяся “Заборик”:

За зелёным забориком
Ты не можешь уснуть.
А вечерняя зорька
Продолжает свой путь. 

Я измученным лицом яснею,
Может быть, увижусь вновь я с нею,
И тогда она со мной до вечера
Будет песни рядом петь доверчиво. 

День становится тише,
Ты сидишь у окна,
На зелeную крышу
Тихо всходит луна. 

И тогда под звуки мандолины
Мы уйдeм с тобой в туман долины,
Чтобы в медленном кругу гавота
Терпеливо ожидать кого-то.

Совершенно достоверно известно, что и слова и музыку “Заборика” в 1938 году написал Михаил Светлов (надеюсь это имя небезызвестно нынешним любителям поэзии).

Песенка была так популярна, что на неё стали появляться пародии. Сочинили пародию и студенты ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории, закрытый после войны). Судя по всему, литературу и искусство стихосложения в институте преподавали отменно, потому что из него вышли такие поэты, как Павел Коган (автор знаменитой “Бригантины”), Борис Смоленский, Давид Самойлов, Семён Гудзенко, Михаил Кульчицкий и др.

Для пародии был взят размер припева от Светлова. И посвящался текст студентке ИФЛИ по имени Нина с интересной фамилией Бать. Впоследствии она стала известной в московских литературных кругах переводчицей и одно время даже возглавляла в СП секцию переводчиков. Но, собственно, рассказ не о ней, а о песне.

Вот “Шофёрша”, родившаяся в ИФЛИ (В Сети есть информация, что автором этих стихов является Юрий Иофе, 1939-40 гг. – редактор):

Я влюблен в шофёршу крепко, робко.
Ей в подарок от меня – коробка,
А в коробке, например, манто вам
И стихи поэта ЛермонтОва. 

Ваш гараж неподалёку – прямо,
Он влечёт меня к себе упрямо.
По заборам я, голуба, лазаю,
Чтоб увидеть вас – голубоглазую. 

В темноте толкнул я гражданина,
А в уме моём – гараж да Нина,
И душа поёт как флажолета
Выпирая из угла жилета. 

И когда под звуки нежной флейты
Вновь услышишь крики журавлей ты,
Уроню аккорд я с пианино:
“Не у Форда только спи, о Нина”.

Обратите внимания, что “ифлийцы” не использовали шикарные рифмы от Светлова, скажем, до вечера/доверчиво. Но народ, охотно подхвативший “Шофёршу”, тут же исправил это упущение. К песенке стали дописываться всё новые и новые куплеты. В итоге, из текста, который передавался из уст в уста, постепенно исчезло упоминание Нины, зато появились какие-то Женя и Ваня. Возможно и они имеют каких-то конкретных прототипов. Но, скорее всего, выбраны лишь потому, что дают богатую возможность для красивой рифмовки. Что в песенке с блеском и демонстрируется.

Ты к груди моей припала, Женя,
Вот такое, Ваня, положенье,
Будем видеться мы реже, Ваня,
Нам предвидятся переживанья. 

Ты всегда была ведь умной, Женя,
Как сама таблица умноженья,
Так прощай, родная, не реви ты,
Наши судьбы крепко перевиты, 

Мы уже уселись по машинам,
На прощанье, Женя, помаши нам,
Или просто проводи до сада,
Чтоб растаяла в груди досада, 

А в саду лишь соловьи да вишни,
Мы припомним о любви давнишней,
Как бродили мы с тобой до вечера,
Как любили мы с тобой доверчиво!

Как песня попала в фильм “Торпедоносцы”? Одну из главных ролей там сыграла Надежда Лукашевич (солистка и директор ансамбля “Меридиан”). Она и предложила включить “Шофёршу” в фильм. Вот что рассказал мне Ян Бруштейн (муж Нади Лукашевич, создавший “Меридиан” в 1975 году ещё как самодеятельный коллектив): “Песню эту напел ребятам в г. Шуе старый преподаватель местного универа, выпускник довоенного ИФЛИ, очень длинную. Потом были найдены ещё несколько вариантов, и из всего скомпановалось то, что поёт “Меридиан”.

Бруштейн прислал мне канонический текст, исполняемый ансамблем:

Твой гараж неподалёку, прямо,
Он меня к себе привлёк упрямо.
По заборам я, голуба, лазаю,
Чтоб увидеть Вас, голубоглазую. 

Припев:

Я люблю Шофёршу крепко, робко,
Ей в подарок от меня коробка,
А в коробке, например, манто вам,
И стихи поэта Лермонто’ва! 

Ты всегда была ведь умной, Женя,
Как сама таблица умноженья,
Так прощай, родная, не реви ты,
Наши судьбы крепко перевиты, 

Припев. 

Мы уже уселись по машинам,
На прощанье, Женя, помаши нам,
Или просто проводи до сада,
Чтоб растаяла в груди досада, 

Припев:

А в саду лишь соловьи да вишни,
Мы припомним о любви давнишней,
Как бродили мы с тобой до вечера,
Как любили мы с тобой доверчиво!

Здесь эту песню можно послушать в исполнении трио “Меридиан”:

Надо сказать, что приключения “Заборика”, превратившегося в “Шофёршу”, этим не ограничиваются. После войны была очень популярна “Песня о глобусе”, родословную которой тоже можно смело вести от светловского “Заборика”. Легенда гласит: студенты в ГИТИСе ставили дипломный спектакль по пьесе Л. Малюгина “Старые друзья”. Требовалась песня, где упоминался бы глобус. Мелодию, без лишних раздумий выбрали самую популярную на тот момент – “Шофёршу”. А слова поэт Михаил Львовский написал в размер прародителя “”Шофёрши” – светловского “Заборика”. Вот такая получилась песня. Возможно кто-то её помнит:

Я не знаю, где встретиться
Нам придётся с тобой,
Глобус крутится-вертится,
Словно шар голубой… 

И мелькают города и страны,
Параллели и меридианы,
Но таких ещё пунктиров нету,
По которым нам бродить по свету. 

Знаю, есть неизвестная
Широта из широт,
Где нас дружба чудесная
Непременно сведёт… 

И узнаем мы тогда, что смело
Каждый брался за большое дело,
А места, где мы с тобой бывали,
Люди в картах мира отмечали!

Кстати, он тоже претерпел немало “народной” правки. Со временем и у него появилась масса вариантов.

Вот один из них:

Кто бывал в экспедициях,
Тот поёт этот гимн.
И его по традиции
Мы считаем своим,

Потому что мы народ бродячий,
Потому что нам нельзя иначе,
Потому что нам нельзя без песен,
Потому что мир без песен пресен.

Не знаю, сумел ли я, если не объяснить, то хотя бы наглядно показать те механизмы, которые позволяют “несерьёзным песенным текстам” выживать и завоёвывать сердца людей. Сколько “серьёзных” текстов маститых поэтов сгинуло с тех пор, как зазвучала шутейная “Шофёрша”? А сколько ещё сгинет, пока она будет продолжать жить. А она будет. До тех пор, пока люди будут продолжать общаться вживую, пока интернет окончательно не разъединит нас. Только тогда “письменная” поэзия получит бесконкурентную власть над умами и душами. Если к тому времени поэзия вообще ещё будет кому-то интересна.

А для тех, кто осилил так “много букофф” в качестве бонуса я предлагаю ещё одно любопытное наблюдение. Все годы, что я слышал “Шофёршу” меня не оставляло ощущение некоторого “дежавю”. И вот совсем недавно (так совпало) я прослушал подряд и “Шофёршу” и “Бразильский Крейсер” Вертинского. И поразился схожести. Впрочем, на самом деле текст сверх популярного в начале прошлого века “Крейсера” написал совсем не Вертинский, а Игорь Северянин. Просто его имя было под запретом в Советской России и потому на пластинках не указывалось. Но слова его – это 100%.

И я не говорю тут ни о каком плагиате, что Светлов якобы что-то заимствовал у Короля поэтов… Ни в коем разе. Хотя, жили они в одном творческом и временном пространстве и Светлов не мог не слышать суперхит того времени. Но так устроен творческий мир. Он похож на самоопыляющиеся цветы, которые не принесут плодов друг без друга. И Светлов мог даже не заметить, что на его “Заборик” (совершенно самостоятельный по стилистике) пошли палубные доски с северянинского “Крейсера”.

Вот песня Вертинского. Обратите внимание – на обложке пластинки Северянин не указан!:

А вот текст Северянина (он чуть-чуть отличается от песенного варианта в лучшую сторону. Вертинский исказил текст, чтобы лучше пелось, но при этом ухудшил поэтику).

Вы оделись вечером кисейно
И в саду сидите у бассейна,
Наблюдая, как лунеет мрамор,
И проток дрожит на нём муаром.
Корабли оякорили бухты:
Привезли тропические фрукты.
Привезли узорчатые ткани,
Привезли мечты об океане.
А когда придёт бразильский крейсер,
Лейтенант расскажет Вам про гейзер,
И сравнит, но это так интимно…
Напевая нечто вроде гимна.
Он расскажет о лазори Ганга,
О проказах злых орангутанга,
О циничном африканском танце
И о вечном летуне – “Голландце”.
Он покажет вам альбом Камчатки,
Где ещё культура не в зачатке.
Намекнёт о нежной дружбе с гейшей,
Умолчав о близости дальнейшей.
За море мечтой своей зареяв,
Распустив павлиньево свой веер,
Вы к нему прижмётесь в нежной дрожи,
Полюбив его ещё дороже.

 P.S. По ходу обсуждения в откликах пришли такие мысли: вот, если верить учёным, когда-то произошла катастрофа и вымерли динозавры. Трагедия, конечно. Но в итоге вышло не так плохо – появились люди. А что будет, если в результате другой катастрофы погибнут все материальные носители литературы? Сохранится лишь то, что мы помним наизусть. Не “Войну и мир” естественно (разве что какие-то отрывки)… Большей частью это будут стихи. А из стихов – большей частью песни (та же “Шофёрша”). Катастрофа? Но всё же что-то… Значит изустные вещи всё же необходимы? Может это такой стратегический литературный запас человечества на всякий пожарный случай? Этакий “сухой паек”, НЗ…

P.P.S. И ещё одна мысль напрашивается. Если принять, что существуют два разных канала восприятия текстов (“на глаз” и “на слух”) и они различаются возможностями усвоения и запоминания стихов, то отчасти понятным становится феномен формата А4. Такая запись обманывает глаз, маскируя окончания строк. И тогда мозг пытается поймать ритм и рифмы, мысленно проговаривая текст, то есть “на слух”. Возникает эффект “псевдо-песенного” восприятия. В принципе это то же самое, когда строки катренов сдваиваются, чтобы образовались внутренние рифмы, придающие песенность.

Источник

И пожалуйста “Шофёрша” в исполнении “Любе”:

И ещё раз Расторгуев поёт “Шофершу” в милом клипе Мазырина: