Записи с меткой «рассказ»
Салтовские зарисовки
Каждое раннее утро мимо острова свободы, вдоль моря Салтовского раздавалось муканье множества коров, гиканье конных пастухов, да, словно выстрелы мелкашки, эхом громыхающее щёлканье их кнутов. То пастухи бойко гнали на пастбище колхозное стадо бурёнок. Гнали мимо острова крапивного, обходя его далече, стороной вдоль берегов камышовых заливов рукотворного моря. Пастухи дивятся, видя, что на острове не очень крутом, диком и пустом вырос, пусть не град с златоглавыми куполами, да лагерь с серебристо-цветастыми шатрами, одна из палаток была из серебристого перкаля.
Так как удобоваримого подъезда к острову по правому нецивилизованному берегу водохранилища не было, мы добирались на него, переплывая водохранилище с противоположного хвойнолесистого берега, окультуренного и заполонённого базами отдыха разных организаций, учреждений и предприятий, выбрав для этого одну из них, расположенную удобно для нашей переправы. Познакомились с её смотрителем, он выделял нам лодки для переправы, у него же мы разживались бензином для примуса, выручал он нас и другими мелочами быта. Иногда и его по своим рыбацким делам заносило на наш берег, и он заглядывал в гости к нам в лагерь. В один из таких визитов он удивился, что мы не ловим раков и рассказал, что в заливах заказника завелась их большая популяция, а заодно предложил нам в аренду и раколовку.
Салтовские зарисовки
Лещ – рыба донная, а посему бродит, типа плавает, вдоль водоёмного дна и, вытягивая трубочкой свои длинные губы, тыкается ими в ил, баламутя его и зачищая от личинок, червячков, рачков, улиток, распаренных зёрен перловки, хлебных и маннокашных мякишей и прочих вкусностей. А это значит, что крючок с вашей приманкой должен лежать на дне, а грузило должно быть отрегулированным по весу и по длине лески, так чтобы быть у самого дна, но его не касаться при этом слегка, притапливая поплавок, придавать ему вертикальное положение. Лещ же, наткнувшись на вашу мошенническую подставу, берёт её своими губами и поднимая со дна, приподнимает и грузило.
Салтовские зарисовки
После высадки на острове и обустройства своего быта Валерка с Александром Евгеньевичем озаботились обеспечением условий рыбалки.
Салтовские зарисовки
Если вы ещё не читали рассказа «Щука», то, чтобы понимать о чём это и где, начните со «Щуки».*
Несколько извитая линия берега, сильно вдаваясь в тело водохранилища, образует треугольный мыс, центр которого в виде небольшой возвышенности, полого снижающейся к воде. Если стоять лицом к воде, то перед правым берегом мыса с небольшим илистым пляжиком простирается само водохранилище с далёким противоположным берегом. А перед левой стороной мыса, частично поросшей низкорослым камышом, и тоже в виде ещё более короткого пляжа, простирается начало обширного мелководного залива, порой чуть-чуть, а местами и обильно оккупированного тростником, и являющегося заказником.
Салтовские зарисовки
В пронизанном лучами восходящего солнца прозрачном утреннем лесу, на самом кончике нежного лепестка ландыша, переливаясь всеми цветами радуги, словно крошечный бриллиантик, висела капелька мочи.
(Из жёлтой газеты)
Эх, есть же мастера, умеющие описывать природу!
Безлесый пологий мелкий правый берег руслового водохранилища Северского Донца, не имеющий адекватного подъезда из ближайшего полузаброшенного села и потому, могущий стать западнёй для неосторожного автомобилиста, заблудшего в эти места и застигнутого здесь непогодой.
Костик ниже среднего роста оправдывал свою немецкого происхождения фамилию, щупленький мальчик, когда волнуется чуть-чуть подёргивает носом с верхней губой и моргая глазками, невероятно ушлый, но нарушения границы, за которой начинались бескрайние просторы непорядочности, не совершал, а посему ушлость, порой, заводила его в ситуации, вызывавшие улыбку. А поди стань не ушлым, когда растёшь и формируешься в четырёхчеловековой семейной ячейке самым младшим, где главный командир мама, а под ней, но над тобой ещё два посредника, папа и старший брат, причём папа настолько ушлый, что, судя по всему, печати ставить негде, и костиковому яблоку не получилось откатиться далеко от раскинутых папиных яблоневых веток. Но молодёжь, она и есть молодёжь, старый опыт не переушлишь.
Шёл 1990 год. Страна уверенно катила к финишу, но мы, в большинстве своём, этого ещё не понимали и, упиваясь гласностью, уже на протяжении нескольких лет, шлялись по стадионам и прочим предвыборным сборищам, успешно топя кандидатов, часто, действительно, убогих, из старой номенклатуры, проталкивая на их депутатские места, новых и свежих, как нам казалось, проводников и гарантов грядущей счастливой жизни. В школах, вузах, всяких институтах и прочих фабриках-заводах октябрятские, пионерские, комсомольские и коммунистические организации ещё пытались претворять в жизнь бред, испускаемый руководящей и направляющей, но, по-моему, они уже не знали, как его претворять, ибо карающий меч был выбит из их, резко и сразу, ослабевших рук, да и гласность огнём жгла землю под их ногами.
В ряде своих рассказов я, где вскользь, а где подробней, упоминал, что семья моей бабушки Насти (по маме) в девичестве Курцевой, а в замужестве Ряполовой летом 1931 года была раскулачена и сослана в Архангельскую область. Бабушка чудом избежала ссылки с разрушением уже своей собственной семьи, бежав из родного села в Харьков к мужу. А в ссылку были этапированы её родители, четыре брата и сестра. С семьями на тот момент были старший брат Федот и сама бабушка.
Она была третьим и последним ребёнком в семье, родившись в очередной тяжёлый и жестокий период, когда у власти, вытаскивающей страну за уши из разрухи пережитых германской и гражданской войн, революций и восстаний, и, уже готовящейся к будущей войне, приключилось головокружение от успехов. И самим фактом своего приближающегося рождения спасла свою мать, мою бабушку от высылки на север. Случилось это в селе Казаче-Рудченске, в то время Курской области. Семью бабушкину отправили по этапу в Архангельскую область, а ей, брюхатой моей мамой и с двумя детьми четырёх и двух лет, держащимися за подол, позволили перед высылкой родить под тыном конфискованного и забитого досками родительского дома. А через несколько дней после рождения мамы, её муж, мой дед, в то время строивший в Харькове тракторный завод, организовал тайный вывоз жены уже с тремя детьми из села к себе в город.
Николка – это не имя человека, а название когдатошнего небольшого островка лесопосадки на Красном Луче. Красный же Луч – не название населённого пункта, а аборигенное название всего лишь небольшого участка на протяжении большого харьковского проспекта, Московского, когда-то, я это помню, носившего имя Сталинского. Если пройти по проспекту чуть выше, в направлении к центру города, перебраться через велозаводско-серпомолотовский мост, располагающийся между бывшими «Холодмашем» и «Велозаводом» с одной стороны и площадкой завода «Серп и Молот» – с другой, ныне все три завода уничтожены, а последний даже стёрт с лица земли, то оказываемся в районе «Семиэтажки», это где в Московский проспект вливается улица Академика Павлова и, где от Московского проспекта ответвляется улица Броненосца Потёмкин. В углу сей развилки на высоком цилиндрическом постаменте и стоял в полный рост, облачённый в шинель до пят, Иосиф Виссарионович, снесённый беспамятным народом в 1957 году. Теперь на этом месте автозаправка.